Джандо - Страница 89

Вчера, когда она поразила всех, спустившись к ужину в этом платье, ее руки были обнажены. Наверное, это все ерунда, только никаких повязок не было.

Папаша Янг вздохнул:

— Ну что ж, счастливо… Береги себя и помни, что, помимо этих доисторических костей всяких питекантропов, есть немало живых людей, заслуживающих твоего внимания. И один из них — твой старый папаша, который будет скучать.

Зеделла поцеловала отца в висок:

— Я люблю тебя, папочка…

— Я тоже тебя люблю, Делл… Пора.

Зеделла повернулась и пошла к «лендроверу». Папаша, глядя ей вслед, усмехнулся и подумал, что именно в этих свободных шортах по колено она была тогда в Мадриде у несчастного мистера Райдера. Именно в таких шортах ходят стайки студенток, разглядывая застывшую каменную музыку усталых северных столиц.

Потом автомобили тронулись в путь. Папаша поднял руку в прощальном приветствии. В это чудное солнечное утро ни Зеделла, ни Папаша Янг вовсе не могли предположить, что они видятся в последний раз.

28. Черный Ор-койот

Еще до восхода, когда колеса «мицубиси» неслись по хрустящей соленой корке пустыни Чалби, а впереди, еле различимые в свете уходящей луны, показались черные силуэты далеких гор, Маккенрой понял, что его путешествие заканчивается. Никогда в своей жизни он не испытывал ничего подобного. За ночь он покрыл расстояние более чем в четыреста километров, оставив позади горные долины, саванну и соленую пустыню, и вот сейчас его машина, словно по гладкому асфальту, уверенно бежит по нагромождению туфа, по местности, вовсе лишенной понятия «дорога», по местности, где лучшим транспортом был верблюд кочевника и где даже бывалые путешественники радовались, если им удавалось перемещаться со скоростью три мили в час. Но поражало даже не это. Впервые в своей жизни Маккенрой остался один на один с этой пылающей ночью. Здесь, в пустыне, он впервые заглянул в бездну звездного неба и ощутил себя странником. Он понимал, что в его путешествии, попирающем законы земного тяготения, было нечто противоестественное. Какая-то рассудочная часть его сознания подсказывала, что такой полет (а как еще можно назвать эту безумную езду?!) невозможен, и он испытывал два противоположных чувства: безудержную, шальную радость и страх… быть может, даже благоговейный ужас перед тем, что с ним сейчас происходило. Улыбчивый, добродушный бармен Маккенрой, смешивающий коктейли и заполняющий карточки телевизионных лотерей, вдруг сейчас, благодаря мистеру Норберту, ощутил себя не только сыном Земли, но и сыном этой бесконечной, разверзнувшейся над головой звездной пропасти. Поэтому что здесь такого — выигрышные цифры? Выигрышные цифры — это всего лишь шаг за столь близкий горизонт, что в сравнении с этой бездной до него, кажется, можно достать рукой. Маккенрой теперь верил в мистера Норберта безоговорочно, и единственное, чего он желал, это как можно более правильно выполнить возложенное на него поручение. И когда над краем бесконечной соленой пустыни, оставшейся за спиной, поднялось солнце, разгоняющее остатки мрака, задержавшегося у западной кромки земли, Маккенрой понял, что в новый день он входит совсем другим человеком. Странником, видящим цель, и выигрышные цифры — всего лишь первый и незначительный шаг на пути к этой цели. Он вошел в мир, наполненный другими голосами, и бесконечные блюзы, звучавшие в его баре, — всего лишь далекое воспоминание о вдохновенной, открывшейся ему Музыке, пронизывающей все Мироздание.

— Мистер Норберт, вы не понимаете… Черный Ор-койот— всего лишь фольклор, местная легенда. Его не существует.

— Что ж, Маккенрой, вполне возможно. Значит, через несколько часов вам предстоит встретиться с этой легендой.

До лежащих впереди невысоких гор с плоскими вершинами оставалось не более десятка километров, и Маккенрой знал, что росший по склонам лес — единственный оазис в этих местах. А дальше, за горами, в огромной чаще, протянувшейся с севера на юг более чем на двести километров, посреди каменистых пустынь лежит великое озеро Рудольф.

Интересное получалось дело. Пересекать Национальные парки можно только по проложенным через них автомобильным дорогам. Не то что сворачивать с дороги, на некоторых участках нельзя даже останавливаться. Если, конечно, вы не имеете специального разрешения. Если, к примеру. Одно Государственное Учреждение не засвидетельствует, что вы Большой Друг Природы, изучающий жизнь животных. Или Другое Государственное Учреждение не выдаст вам лицензию для отстрела этих самых животных. Во всех остальных случаях посещение Национального парка считается незаконным. И власти могут поступить с вами так, как поступают обычно с браконьерами. А если еще, не дай Бог, при вас будет огнестрельное оружие, то вполне возможно схлопотать пулю без предупреждения. Маккенрой все это знал, и все это его совершенно не волновало. Он пересек самые знаменитые Национальные парки. Никто из тех, кто отвечает за безопасность кенийской природы, не оказался у него на пути. Так уж вышло в один из сентябрьских дней 1989 года.

Интересное получалось дело.

Маккенрой не знал языка людей, живущих в этих горах. Масаи, а точнее, обособившийся от них клан Самбуру, были воинственными скотоводами-кочевниками, до сих пор не расстающимися с копьем, до сих пор угоняющими скот у своих соседей и ведущими из-за этого жестокие войны. Немногочисленная полиция опасалась вмешиваться в местные дела — к счастью, в Кении действуют законы, запрещающие огнестрельное оружие, — и обитатели этого засушливого, Богом забытого края, предоставленные самим себе, живут по законам предков, а полиция занята тем, что регистрирует, причем с соблюдением всех формальностей, приезжающих в эти места иностранцев.