«Кто поступает?» — хотел было спросить Маккенрой, но он ничего не сказал, потому что понял, что мистер Норберт прав.
— Это война, мистер Маккенрой, а в войнах бывают либо победы, либо поражения. Я не сгущаю краски, посмотрите на вашу новую табличку, что там написано? Ведь вас заставили. Чем их не устроило такое невинное название, как «Райское место»? Нет, мистер Маккенрой, вам просто необходимо взять ситуацию в свои руки, иначе так и будете всю жизнь заполнять карточки «лотто» и менять таблички на потеху пьяным дебоширам типа Папаши Янга…
«Что он со мной делает?» — промелькнуло в голове у Маккенроя.
— Пщдите, вы узнаете, что это? — спросил мистер Норберт. В руках он держал какой-то осколок размером не больше ладони.
— Это же моя старая табличка, — прошептал Маккенрой, — мне пришлось ее выкинуть.
— Совершенно верно. Вам пришлось ее выкинуть, а я ее нашел. Но это была ваша симпатичная зеркальная табличка с надписью: «Бар «Пепони». Очень милое название. Однако вас заставили от него отказаться и разбить табличку вдребезги. Я ничего не путаю?
Мистер Норберт покрутил осколок в руках, и Маккенрой понял, что золотое напыление в углу— это, видимо, то, что осталось от буквы А.
— Но ничего, — усмехнулся мистер Норберт, — мы все вернем на свои места. Некоторые вещи подлежат восстановлению, мистер Маккенрой. Более того, потом они приобретают совсем особенную ценность.
Я ЗНАЮ, О ЧЕМ ТЫ ГРЕЗИШЬ.
ЭТО ПУСТЯК.
А МОЖЕТ БЫТЬ, И НЕ ТАКОЙ ПУСТЯК?
— То, что можно вернуть, обладает иногда совсем особенной силой, мистер Маккенрой. Вы разбили табличку вдребезги, вас заставили, но я ее вернул, и теперь она моя. Вы согласны?
— Конечно. Только я не понимаю…
— Я могу вам дать мою табличку, этот зеркальный осколок, и научить, как можно узнать кое-что о цифрах, мистер Маккенрой. Выигрышных цифрах.
На какое-то мгновение Маккенрою показалось, что ему становится плохо. Потому что все вдруг перед глазами поплыло и…
ПЕРСТЕНЬ… золотая змейка, свернувшаяся вокруг большого зеленого камня, вдруг ожила… Маккенрой чуть заметно потряс головой, и все прошло — перстень тускло отливал золотом.
(Боже, что это такое?..)
Потом Маккенрой спросил:
— Как?! Просто с помощью этого кусочка, обычной стекляшки?
— Мистер Маккенрой! Я прошу вас понять, что в моих руках не бывает обычных предметов. И я не говорю ничего просто так. Вы имели возможность в этом убедиться. И если сейчас намерены думать по-другому, то лучше считать наш разговор недоразумением и я ухожу. Так как?
Маккенрой почувствовал, какими горячими и сухими стали его губы.
— Ни в коем случае, мистер Норберт. Простите меня…
— Вы хотите, чтобы я остался, и хотите иметь со мной дело?
— Больше всего на свете…
— Хорошо, Маккенрой. Запомним это. Я остаюсь, но только по вашей личной просьбе.
Я ЗНАЮ, О ЧЕМ ТЫ ГРЕЗИШЬ.
ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО?
— В наших отношениях необходимо соблюсти некоторые принципы, мистер Маккенрой. Добровольность, но прежде всего доверие… Можете считать— веру друг в друга, постоянное чувство плеча, на которое всегда можно опереться. Я в вас верю, Мак… Поэтому и пришел именно к вам! Вы понимаете меня?
— Да.
— Вас устраивают мои принципы? Если да, то не будем больше к этому возвращаться. Но не спешите — ваш положительный ответ будет означать, что мы пришли к согласию.
— Но вы не сказали, что надо будет делать, что потребуется от меня…
— Сказал — разные мелочи… Вы будете представлять мои интересы в этом городе. Мне нужен здесь человек, знающий, что к чему. Но это не потребует бурной деятельности. Например, первая просьба — продать этот так заинтересовавший вас перстень Папаше Янгу.
— Перстень… Янгу?!
— Да, но только ему! И не забывайте о наших принципах. Необходимо, чтобы Папаша Янг сам, добровольно захотел получить его.
— Но это же такой пустяк!
ПУСТЯК.
— Конечно.
— Но зачем вам я?!
— У каждого есть свой жизненный план, мистер Маккенрой. Ваш строится на цифрах, мой — на таких вот пустяках.
Я ВЕДЬ ГОВОРИЛ, КОГДА-ТО СО МНОЙ ПОСТУПИЛИ НЕСПРАВЕДЛИВО.
— Вы за что-то мстите Папаше Янгу? — вдруг спросил Маккенрой.
— Папаше?! — Мистер Норберт совершенно искренне рассмеялся. — Никто не сможет причинить Папаше вреда, кроме него самого. Вы же это знаете. По скольку дней он не выходит из вашего заведения! А эти сумасшедшие истории о Лиловой Зебре?.. А?
— Это точно.
— Я жду, мистер Маккенрой. И достаточно вопросов — в конце концов, вспомните, из-за кого вы разбили табличку.
Маккенрой посмотрел на несколько статуэток, подаренных стариком Маконде, и вспомнил, как они спорили с ним, установить ли их по углам заведения или на равном расстоянии вдоль стойки, посмотрел на крупный зеркальный осколок, длинные пальцы мистера Норберта, и у него мелькнула шальная мысль, что ожившая змея ему вовсе не привиделась, что этот необычный перстень обладает тревожной, таинственной силой, но пока спит Потом он посмотрел на яркий экран старенького «Сони» — там транслировали какое-то очередное шоу, — посмотрел в глубокие глаза мистера Норберта, и на какое-то мгновение все его мысли вытеснило одно жгучее воспоминание — он вдребезги разбивает чудесную новенькую табличку со словом «Пепони». ОН РАЗБИВАЕТ ЗЕРКАЛО… И только тогда он осознал, сколь велико его унижение, сколь оскорбительно с ним поступили только потому, что он всегда стремился ублажить своих клиентов. В него плюнули, а он даже не оттер со своей души этот грязный плевок стыда. Вот, оказывается, какие подлинные отношения у него с этими людьми, ради которых он был готов рассыпаться на части и которые забавлялись им на свою потеху. И мистер Норберт совершенно прав…