Вечером, накануне отъезда из Найроби, этого респектабельного, даже чопорного европейского города, перенесенного в Экваториальную Африку, они решили заглянуть в «Сафари-клаб». Йорген объявил, что для скорейшей акклиматизации надо выпить джина. Он посоветовал Профессору Киму взять какой-то пестрый коктейль, напоминающий миниатюрный оазис в здоровенном широком стакане.
— «Пьяный марабу» — вещь, — похвалил Йорген, указывая на коктейль. — После первой порции вам захочется послать все к черту, после второй вы скорее всего обнаружите себя в полицейском участке, куда попали за дебош, и если вы закажете третью порцию, то я лучше прямо сейчас отправлюсь домой…
— Идите, Йорген, идите, — согласился Урс. — Мы с Профессором сразу закажем по третьей…
— Нет уж, я лучше приму контрмеры — «Пылающий бомбардировщик», или как там у них это называется…
И тогда Профессор Ким почувствовал легкий укол в висках, но очень быстро все прошло — его мозг отогнал давнее тревожное воспоминание. Однако…
— Послушайте, Урсуэл, и вы, Йорген, — проговорил Профессор Ким, — может, это все от длительного перелета, акклиматизации, но меня не покидает одно странное ощущение… Я впервые в Африке — так сказать, стране детских грез. И не мне учить вас, людей бывалых, искушенных и, как я сегодня убедился, в некотором роде — легендарных…
— Урс, — усмехнулся Йорген, — твой знакомый опять принимает меня за Нельсона Манделу?
— Увы! — Сэр Льюис вздохнул и пожал плечами.
— А вообще — это твой знакомый? — спросил Йорген.
— В первый раз вижу… Друзья зовут меня Урсом и не делают попыток выставить большим важным Архивным Червяком. — Урс обиженно вскинул голову и поинтересовался: — Может, это твой приятель, Йорген?
— Может, и так, — согласился Йорген, — только я об этом пока ничего не знаю.
— Выпей, может, вспомнишь… Говорят, помогает.
Профессор Ким улыбнулся. Потом окинул взглядом своих собеседников и произнес, еще более утрируя свой и без того довольно заметный акцент:
— Ай бэк е пардон. — Он читал и писал по-английски, но, наверное, ему всегда не хватало разговорной практики. — Приношу свои извинения… Дело в том, что я иностранец, проездом, так сказать, в поисках экзотики. Говорят, в этом баре можно найти парочку местных пропойц, один из которых выдает себя за известного охотника, а другой — нет, представьте! — за оксфордского профессора.
— Иностранец, а как осведомлен о наших делах, — похвалил Йорген. — Охотником стану я после пары рюмок этого пылающего коктейля…
— Слабак! — воскликнул Урс. — Я продержусь до пятой, прежде чем вспомню Оксфорд.
— А кстати, что это за штука? — Профессор Ким с удивлением смотрел на трехслойный коктейль в небольшой рюмке — верхний бесцветный слой горел голубым пламенем.
— Здесь это называется «Бэ пятьдесят два»… Так же зовется американский бомбардировщик. Допиваешь — и чувствуешь себя эскадрильей стратегической авиации, выходящей на цель…
— Точно, — обрадовался Урс, — шпагоглотатели, пожиратели огня… Нам надо заказать то же самое. Получится оксфордский бомбардировщик Маклавски — Ким.
— Тихо, осторожней. — Йорген опасливо озирался по сторонам. — Это — запрещенное оружие.
— Тогда по глотку и вперед! Заодно отловим наших колдунов-людоедов…
— Больших ценителей старины, — усмехнулся Йорген.
— Вобьем осиновый кол, — с театральной торжественностью произнес Ким.
— Отлично! Отпил — увидел — разбомбил!
— За Кесаря и его сечение!
— За харакири, за банзай, за «Панасоник»… Янки, гоу хоум!
— Все женщины равны! — произнес Урс.
— А мужчины — ровнее, — добавил Йорген.
— А Чарлз Дарвин — лучший друг обезьян, — сказал Профессор Ким. — И все же мы не совсем верно себе представляем, с чем столкнулись. У меня есть… — Профессор Ким на миг замолчал.
НЕ СОВСЕМ ТАК.
Рука непроизвольно потянулась к голове, чуть выше линии лба. Он понял, что может сейчас случиться, и очень бы хотел, чтобы этого не произошло. Вдруг незаметно большой теплой волной подкатило ощущение, что все это с ним уже было… Бар, наряженный, как рождественская елка-пальма, коктейль-бомбардировщик и дурашливый настрой вовсе не отменяют смутную невысказанную уверенность, что ЧТО-ТО не так, что, двигаясь по кругу, опять проходишь то место, где надо что-то исправить, и тебе опять не удается… Такое острое ощущение дежавю обычно предшествовало падению ТУДА. Но Профессор Ким давно научился с этим справляться.
— У меня есть ощущение, что мы столкнулись с чем-то более странным, нежели фанатики, исповедующие какой-то древний жестокий культ. Мы, вполне возможно…
Профессор Ким не договорил. Потому что его взгляд упал на что-то… мгновение назад он понял, что должен сейчас увидеть… Нечто ОТТУДА опять находилось здесь. Странный, очень красивый темнокожий человек за стойкой сейчас наблюдал за ним.
Удивительные, быть может, прекрасные глаза, полные доброты, бесконечного понимания и печали. Утонченные, вызывающие воспоминания о Модильяни пальцы, древнее золото колец, льющееся как ослепительный, освобождающий свет. Тихая лунная вода, уснувшая внутри камня, — ПЕРСТЕНЬ — бушующий огонь в объятиях морей смерти — перстень как знак, как напоминание… Дежа-вю и холодный пот под нарядной светлой рубашкой… Профессор Ким снова провалился ТУДА, но всего лишь на миг, он быстро овладел собой. За столько лет он научился с этим справляться, научился побеждать, и ЭТО боялось его. И если тому, что случилось больше тридцати лет назад, а потом ушло в подсознание вечным подстерегающим воспоминанием, удавалось подкрасться незаметно, пытаясь застать врасплох, то очень быстро Профессор Ким становился хозяином положения. Потому что он научился с этим справляться, он не боялся ЭТОГО. Он не боялся Сумрачной страны. Профессор Ким взял себя в руки. Он не боялся Сумрака, тревожен мог быть лишь переход, вызванный внезапной ассоциацией или спровоцированный таким вот ощущением дежа-вю, когда нечто оттуда вторгалось в реальность. Но страха не было, потому что тогда, больше тридцати лет назад, он прошел дальше Сумрака и видел чудный сад, напоенный светом распустившихся цветов. И этот свет вошел в него, рассеяв сумрак почти без остатка, загнав его глубоко, сжав в маленькую пружинную точку. Тридцать лет назад…